Вернуться бы к ней
Вернуться бы к ней - на оладьи, на терпкий кофе...
Что будет с того, если снова затянем путы?
В портрете-окне неизменный ноябрьский профиль,
В часах часовой проверяет тягучесть минуты.
В желудке лишь сок; если ноет, то где-то выше,
Серьезней, больней; вот собакой завою - а толку?
Ноябрь - это срок, подающий надежду выжить,
Вернуться бы к ней - на метро, на такси, надолго.
К нам ветер-хирург запускает холодный скальпель,
Пронзает, губя, наши ветви, стволы и корни.
Напившись микстур, мы задремлем под шорох капель:
Она у себя, ну а я не в себе, не скоро.
Тревожна в огне перебежчиков-листьев спешка,
Грустит о весне голый торс деревянной башни.
Вернуться бы к ней - на коне, на щите или пешим.
Вернуться бы к ней - только это теперь и важно.
Словно мы в этом мире одни остались
Словно мы в этом мире одни остались -
Вечно счастье, а боли давно уж нет -
Ты шептала: смотри, прилетит аист
И подарит нам то, что всего важней.
Я подумал, что быть не могло иначе,
Что судьбой уготован нам этот путь…
А когда нам сказали, что будет мальчик,
Вся прошедшая жизнь обрела суть.
Крики детские святость палат укрыли…
Я запомнил – на улице, в вышине
Ликовали птицы, шумели крылья.
Обо всем, что приснится тебе и мне.
Сыну
Оправленные в рамы небеса,
Там месяц отыскал себе приют.
Я отложил дела на полчаса
И только для тебя сейчас пою.
Мне нравится смотреть, как ты сопишь,
Сжав в кулачке кусочек простыни
(А можно потихонечку, малыш,
К твоей ладошке щеку прислонить?),
Как прячется в твоих глазенках дождь,
На случай неприятностей пустых…
Мы так хотели сына или дочь,
О чем же в полудреме грезишь ты?
Мечтаешь, верно, стать как я, большим?
Не торопись, сынок, прими как факт:
Твой мир сегодня прост и не фальшив,
А завтра будет всё совсем не так.
И я, стараясь жить одним тобой,
Конечно, должен злиться и ворчать,
И выглядеть порой «слегка того»,
И вечно быть неправым в мелочах –
Судьба моя… Да бог с ним, без обид.
Суров закон, здесь нет ничьей вины.
Я только не смогу уже забыть,
Как в волосах твоих плутают сны,
Как прячется в твоих глазенках дождь,
На случай неприятностей пустых,
А в коридоре тикают часы,
И кажется, что мир вполне хорош…
Оправленные в рамы небеса,
Там месяц отыскал себе приют.
Так много я хотел тебе сказать…
Ты спишь, сыночек. Баюшки-баю…
Среда. Начало
Кругом кусты. В ветвях обломанного цвета
Сухой упрёк.
Седой барак, напоминающий о смерти,
Пивной ларёк.
Машинный гвалт, сменивший воробьиных трелей
Заядлый хор.
Распятый в будке взрывом чёрной акварели
Охранник-вор.
Огни в оконных жерлах кончившейся ночи –
Толпа зевак.
В тиши молитв ответ загадочно уклончив:
Почём и как.
За стаей крыл, смеясь срывающихся следом
За горизонт,
Следит со шторы засыпающий последним
Зеркальный кот.
Встаёт трубач. Пролитый стон из инструмента
Расцветит чернь,
И, наконец, в бараке пять на десять метров
Сыграет день.
Упёршись в тверди, косяки дверных проёмов
Услышат весть
И будут верить в чудо важно, упоённо,
Не здесь. Не здесь.
Приближается
Приближается, шарится, жалится
За оградами, градами, рады мы:
Разбудили святую красавицу
Всеми правдами и неправдами.
Приближается недоверчиво,
То пройдёт, то отступит с опаскою,
Жмётся-мечется, делать нечего,
С ней не грубостью – только ласкою.
Заманили её, растревожили
Снами вещими, приворотами,
Хороводами у подножия,
Божьей помощью, словом чёртовым.
Повелась, понеслася, заветная,
Да раскинула руки звёздные,
Отдаваясь ночами ветрено,
Заливая поляны слёзами.
Вот она разродилась золотом,
Драгоценными сценами целыми,
Но одежды белеют холодом,
Но глаза мрачней тёмной темени.
Окружили, кружили убогую,
Обобрали её всю до ниточки,
Посрывали наряды – да в ноги ей:
Так и так, мол, спасибо, кровиночка!
Завопила, завыла, вот рёва-то!
Утекла в вековое святилище.
Закатили медовые проводы:
Не суди за грех, приходи ещё!
И она не утерпит – появится,
С новой силою, с прежней гордостью,
Поистерзанная, но красавица…
Веселись, душа! К чёрту горести!
